– Боже упаси! Только этого мне не хватало. Я чувствую то же, что и вы, – есть некоторые вещи, с которыми я никогда не хотел бы связываться… малярия… тиф… брак… дети.

Тана рассмеялась над его откровенностью. Конечно же, это был совсем непопулярный образ мыслей или, во всяком случае, в чем не часто сознаются, но он чувствовал, что ей можно об этом сказать. И она чувствовала то же самое.

– Согласна с тобой. Я в самом деле думаю, что просто невозможно хорошо заниматься своим делом и много уделять внимания взаимоотношениям подобного рода.

– Это благородно звучит, мой друг, но мы оба знаем, что с этим ничего не поделаешь. Хочешь честно? Я холодею от ужаса, мне только не хватает еще такой же Кейт из Детройта, рыдающей всю ночь, потому что у нее здесь нет друзей… или какой-нибудь другой женщины, от которой зависит вся моя жизнь, ничем не занятой целыми днями, кроме ворчанья и придирок по ночам, или вдруг решившей, что после двух лет брака половина созданного мной с Гарри бизнеса принадлежит ей. И он, и я очень хорошо это понимаем, а потому я не хочу вляпаться во что-нибудь такое. А чего ты боишься больше всего, дорогая? Обморожения, родов? Отказа от карьеры? Конкуренции с мужчинами?

Джек был поразительно проницателен. Тана одарила его улыбкой.

– Туше! Всего вышесказанного. Может быть, я боюсь рисковать тем, что я сделала, или того, что мне могут причинить боль… Я не знаю. Думаю, что сомнения относительно замужества появились у меня много лет назад, хотя тогда я этого не осознавала. Это все, чего моя мать всегда жаждала для меня, а мне всегда хотелось сказать: «Ну, подожди… не сейчас… Мне нужно сначала сделать массу других вещей. Это как добровольно положить голову под топор, для этого нет подходящего времени».

Он засмеялся, а она вдруг представила Дрю, делающего ей предложение перед камином однажды ночью, но тут же усилием воли отшвырнула это видение с резкой вспышкой боли. Теперь уже большую часть времени эти воспоминания не очень ранили ее, но некоторые все же доставали. А это больнее всего, потому что она чувствовала себя одураченной. Она хотела сделать для него исключение, она приняла предложение, а он после этого вернулся к Эйлин. Джек заметил, что Тана хмурится.

– Не надо так печалиться из-за кого бы то ни было. Не стоит того.

– Старые, старые воспоминания, – улыбнулась она.

– Тогда забудь о них. Больше они не будут тебя мучить.

В этом мужчине было что-то легкое и мудрое, и она начала выходить с ним в свет, не задумываясь об этом. Кино, ранний обед, прогулка по Юнион-стрит, футбольный матч. Он приходил и уходил и стал ее другом, и когда наконец они разделили постель поздней весной, ничего знаменательного не произошло. Они уже знали друг друга пять месяцев, и земля не разверзлась, хотя было приятно. В его присутствии было легко, он был умен, удивительно понимал все, что она делала, глубоко уважал ее работу, у них был общий лучший друг, а летом, когда приехала его дочь, даже это было в порядке вещей. Барб была милым одиннадцатилетним ребенком с большими глазами, руками и ногами, с блестящими рыжими волосами, как у щенка ирландского сеттера. Они несколько раз свозили ее на Стинсон-Бич, устроили для нее пикник. У Таны было не много времени – она как раз готовила большое дело, но все проходило очень приятно. Они пошли навестить Гарри, а он внимательно и осторожно наблюдал за ними, сгорая от любопытства, насколько это у них серьезно. Но Аверил всерьез их отношения не воспринимала и была, как всегда, права. В них не было огня, страсти, напряженности, но зато не было и боли. Это было удобно, прилично, очаровательно временами и исключительно хорошо в постели. И к концу года постоянных встреч с ним Тана вполне могла представить себя рядом с Джеком до конца жизни. Отношения были такого рода, которые можно наблюдать между людьми, никогда не бывавшими в браке друг с другом и не хотевшими этого брака, к досаде всех друзей, которые годами не вылезают из судов, оформляя разводы. Таких людей можно встретить по субботам за ресторанными столиками, на праздничных вечеринках, посещающих рождественские приемы и всякие празднества, получающих удовольствие от общения друг с другом, рано или поздно делящих постель. На следующий день один из них уезжает к себе домой, где полотенца ожидают на своих местах, постель нетронута, кофейник в полной боевой готовности. Это было просто идеально для них обоих, но Гарри они доводили до белого каления, и это тоже забавляло их.

– Да поймите же, посмотрите на себя, вы так чертовски самодовольны, что мне хочется плакать.

Все втроем сидели они за обедом, и ни Тана, ни Джек не обращали внимания на его вопли. Она взглянула на Джека с улыбкой:

– Одолжи ему носовой платок, дорогой.

– Не-а. Пусть воспользуется рукавом – он всегда им пользуется.

– В вас ни капли порядочности! Что с вами такое?

Они меланхолично обменялись взглядами.

– Просто разлагаемся, я так думаю.

– Вы не хотите детей?

– А ты никогда не слышал о контроле за рождаемостью? – уставился на него Джек. Казалось, Гарри сейчас завопит, а Тана хохотала.

– Оставь свои надежды, пацан. Ты ни фига не добьешься с нами. Мы и так счастливы.

– Вы встречаетесь целый год! Что, черт возьми, это значит для вас?

– То, что у нас обоих дьявольская выдержка. Теперь я знаю, что он готов на убийство, когда кто-то затрагивает спортивные секции по воскресеньям, и ненавидит классическую музыку.

– Ах вот как? Как же вы можете быть настолько бесчувственными?

– Это приходит само собой, – она мило улыбнулась своему другу, а Джек подмигнул ей.

– Смирись с этим, Гарри. Ты побежден и числом, и умением, разгромлен наголову.

Но когда через полгода Тане исполнилось тридцать пять, они все-таки удивили Гарри.

– Вы собираетесь пожениться? – Гарри едва осмелился выдохнуть эти слова, когда Джек сказал ему, что они подыскивают дом, на что тот только рассмеялся.

– Дьявольщина, конечно нет. Ты не знаешь своего лучшего друга Тану, если думаешь, что есть хоть малейший шанс на брак. Мы просто собираемся жить вместе.

Гарри крутанул свое кресло, уставившись на Джека:

– Это самое поганое, что я когда-либо слышал. Я не позволю тебе так с ней поступить.

Джек громыхнул:

– Это была ее идея, а кроме того, именно вы с Эйв довели до этого. Ее квартира слишком мала для нас двоих, моя тоже. И я действительно хотел бы жить в Марине. Тана тоже согласна.

Дочка Джека только что вернулась домой, и было очень хлопотно ездить туда и обратно, от ее дома к его дому, целый месяц.

Гарри выглядел несчастным. Он хотел счастливого завершения: рис, розы, детишки, – но ни о чем подобном не было и речи, ни один из них не был на его стороне.

– Да ты понимаешь, как вам сложно вкладывать деньги в недвижимость, не будучи в браке?

– Конечно, понимаю. Она тоже. Вот почему мы, скорее всего, будем арендовать.

Так они и сделали. Нашли именно такой дом в Тибуроне, какой хотели, с прекрасным видом, который превосходил все ожидания. Там было четыре спальни, причем он был баснословно дешев по сравнению с тем, что мог бы стоить на самом деле. У каждого из них был свой кабинет, общая спальня для них и спальня для Барб на время ее приезда из Детройта, а также для гостей. Площадка для солнечных ванн тоже была предусмотрена, портик, горячая вода и ванная, из которой были видны окрестности. Они были счастливы, как никогда.

Гарри и Аверил с детьми приехали, чтобы все проверить. Им пришлось признать, что гнездышко очаровательно, и все-таки не этого хотел для Таны Гарри. Она же только смеялась над ним. И – хуже всего – Джек полностью был с ней согласен. У него не было никакого желания еще раз попасться на крючок, называемый браком, на чей бы то ни было. Ему было тридцать восемь, а его эскапада в Детройте слишком дорого ему обошлась.

Джек и Тана дали рождественский обед в этом году, и он удался на славу. Внизу шумел залив, а город мерцал в отдалении.