– Но вы в любом случае приземлились бы на ноги. – Она помолчала, потом сказала со вздохом: – Подумайте над моими словами. У нас не хватает хороших юристов, Тэн; вы нужны нашей стране.

Пожалуй, это было сказано слишком сильно в отношении двадцатилетней девушки. Сидя в самолете, Тана пережевывала эти все еще звучавшие в ее ушах слова, но они заглушались рыданиями убитого горем отца Шарон, словами, сказанными ее подругой, когда они жили в «Грин-Хилз», когда гуляли по улицам Йолана; Тану захлестывали воспоминания, она снова и снова вытирала лицо, а слезы все не иссякали. Под конец она вспомнила про ребенка Шарон, которого отдали в чужие руки четыре года назад. Где он? Что с ним? Тане представилось, что Фримен тоже думает сейчас об этом. Теперь у четы Блейков не осталось никого.

И в то же время она продолжала думать о советах Мириам. «Страна нуждается в вас…» Тана заикнулась об этом своей матери, прежде чем ехать в университет. Джин Робертс пришла в ужас.

– Какая еще юридическая школа?! Разве ты мало училась? Сколько же можно учиться? Всю жизнь?

– Но если это принесет мне пользу…

– Почему ты не хочешь устроиться на работу? Там ты можешь повстречать кого-нибудь.

– Ради всего святого, мам!

Джин зациклилась на одном: «встретить кого-нибудь», «пристроиться», «нарожать детей». Но Гарри, когда она поделилась с ним своими планами, тоже отнесся к ним прохладно.

– Господи Иисусе! Зачем это тебе?

– А почему бы и нет? Это может оказаться интересным. Вдруг у меня получится. – Она все больше загоралась этой идеей, пока наконец не уверовала, что юриспруденция – ее призвание. Она увидела в ней смысл и цель жизни. – Я подаю документы в юридическую школу при Калифорнийском университете, в Беркли. – Решение было окончательным. Существовало еще два юридических колледжа, куда она собиралась обратиться на всякий непредвиденный случай, но предпочтение отдавалось Калифорнийскому университету.

Гарри уставился на нее, еще не поверив до конца.

– Ты это серьезно?

– Вполне.

– Но это безумие, Тэн!

– Ты не хочешь присоединиться ко мне?

– Ну нет! – Он пренебрежительно усмехнулся. – Как я уже сказал, это не для меня. Я хочу малость порезвиться.

– Тебе не жаль на это времени?

– Жду не дождусь желанной свободы.

С не меньшим нетерпением Тана ожидала ответа на свое заявление. В мае ей сообщили, что она принята. Она даже получила право на неполную стипендию; кроме того, у нее были сбережения.

– Я выбрала свой путь.

Они с Гарри сидели на лужайке возле ее общежития.

– Ты уверена, что не ошиблась?

– Как никогда прежде. – Они обменялись долгими взглядами, думая о скорой разлуке.

Она поехала в Гарвард на церемонию выпуска, где лила обильные слезы – о Гарри, об ушедшей из жизни Шарон Блейк, о Джоне Кеннеди, убитом семь месяцев тому назад, о людях, которых она встречала, и о тех, с кем никогда не встретится. Заканчивалась некая эра в жизни их обоих. На своей собственной выпускной церемонии она снова плакала, как и ее мать. Приехал даже Артур Дарнинг. А Гарри сидел в заднем ряду, делая вид, что старается завоевать симпатии молоденьких девушек-новичков. Однако его взоры были прикованы к Тане. Сердце его устремилось ей навстречу и вслед за тем упало, когда он подумал, что их пути отныне разойдутся. Они неизбежно пересекутся вновь, и он будет ждать этого. Он всем сердцем желал ей удач на ее пути. Пусть ей будет хорошо и спокойно в Калифорнии! Но это так далеко – у него защемило сердце при одной мысли об этом. Однако другого выхода нет – он должен ее отпустить… пока. Слезы выступили у него на глазах, когда она спускалась со сцены, держа в руках диплом бакалавра – такая юная и свежая, с большими зелеными глазами, блестящими золотистыми волосами и яркими губами, которые он так страстно мечтал поцеловать целых четыре года. Когда он поздравлял ее, эти самые губы скользнули по его щеке, и на какой-то миг – всего на один миг – он ощутил ее близость, заставившую его вздрогнуть.

– Спасибо, Гарри! – В ее глазах стояли слезы.

– За что? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– За все.

На них надавили стоявшие вокруг люди, и счастливый момент был утрачен. Гарри показалось, что ее оторвали от него насильно. С этого момента началась их раздельная жизнь.

Часть вторая

ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ

7

В этот раз дорога до аэропорта показалась нескончаемой. Тана взяла такси. Джин решила проводить ее. Бесконечное молчание, короткие отрывистые фразы, словно автоматные очереди вдогонку противнику, скрывшемуся в кустах… Но наконец они приехали. Джин так настаивала на том, чтобы заплатить за такси, словно это была последняя возможность что-то сделать для своей девочки, единственный в жизни шанс. Видно было, что она с трудом сдерживает слезы. Тана сдавала багаж.

– И это все, что ты взяла с собой, родная? – Джин нервно повернулась к дочери, и Тана кивнула, улыбаясь.

Ей тоже было трудно в это утро. Не надо больше притворяться. Долго-долго она еще не приедет домой. Ну разве что на каникулы, на пару дней. А если ей удастся зацепиться в Боалте, скорее всего, она больше никогда не будет жить в своем доме. Когда она ездила учиться в «Грин-Хилз» или в Бостонский университет, ей не приходилось решать жилищную проблему, а сейчас она была готова уехать насовсем. Но на лице Джин застыло выражение паники. То самое выражение, что она носила вот уже двадцать три года, с тех пор, как Энди Робертс ушел на войну. Понимание того, что ничто и никогда уже не будет по-прежнему.

– Ты ведь позвонишь мне вечером, дорогая, не забудешь?

– Нет, мама, не забуду. Но на будущее не могу обещать, – улыбнулась Тана. – Если верно все, что я слышала, то полгода у меня времени не будет вздохнуть.

Она уже предупредила мать, что на Рождество приехать не сможет, да и дорога слишком дорога. Джин с этим смирилась. Она надеялась, – может быть, Артур купит ей билет, чтобы слетать к дочери, но тогда нечего и думать о том, чтобы провести Рождество вместе с ним. Ах, жизнь так нелегка. А для многих она – одни трудности.

Ожидая объявления посадки, они выпили по чашке чаю, смотрели, как улетают самолеты. Тана не раз ловила на себе пристальный взгляд матери. Двадцать два года мать заботилась о ней, формально сейчас это кончалось, и обеим было нелегко.

Неожиданно Джин взяла дочь за руку и посмотрела ей в глаза:

– Ты действительно хочешь именно этого, Тэн?

– Да, мама, – спокойно ответила Тана.

– Ты уверена?

Тана улыбнулась:

– Конечно. Знаю, тебе это покажется странным, но я хочу именно этого. Никогда еще я не была так уверена, хотя мне придется нелегко.

Джин нахмурилась и задумчиво покачала головой. Странное время для такого разговора, перед ее отъездом, и место странное, среди множества людей, ну что ж, они сейчас здесь… Джин снова подняла глаза на дочь и высказала то, что было у нее на сердце:

– Такая карьера больше подходит мужчине. Я никогда не думала…

– Я знаю, – печально ответила Тана, – ты хотела бы, чтобы я была вроде Энн. (Энн жила в Гринвиче с отцом, у нее только что родился первенец. Муж ее был полноправным партнером в фирме «Шерман и Стерлинг», имел «порше», а Энн – «мерседес»-седан. Любая мать мечтала бы о таком счастье для дочери.) – Но это не для меня, мама. Я никогда не стремилась к такой жизни.

– Но почему? – не могла понять Джин. Возможно, в чем-то она ошиблась. Наверное, это ее вина.

Тана покачала головой:

– Может быть, мне нужно что-то большее. Может быть, я хочу, чтобы это было достижением моим, а не моего мужа. Не знаю, но мне кажется, что я не могла бы быть счастлива, имей я все, что есть у Энн.

– Я думаю, что Гарри Уинслоу влюблен в тебя, – голос матери звучал мягко, но Тана не хотела вслушиваться в слова.

– Ты ошибаешься, мама. (Ну вот, опять начинается.) Мы очень любим друг друга, нежно, по-дружески, но не влюблен он в меня, и я тоже нет.