Она не сдерживала рыданий, а Гаррисон привлек ее к себе, не пряча своих слез, им не надо было ничего скрывать, нигде, только перед Гарри. Но жизнь сыграла с нею самую жестокую из своих шуток: первый мужчина, которого она полюбила, не может любить ее из-за своего сына… ее лучшего друга, которого она тоже любит, но совсем по-другому. Конечно, она тоже не хотела причинять вреда Гарри, но она так любит Гаррисона…

Это был мрачный вечер, наполненный слезами и сожалениями. И все равно она хотела любить его, хотела спать с ним, но он не позволил ей так с собой поступить.

– Милая, первый мужчина, который будет с тобой после того ужасного случая, должен быть самым лучшим, достойным тебя, только твоим.

Нежно, с любовью он держал ее в объятиях, пока она рыдала, и даже чуть не заплакал сам.

Следующая неделя была самой тяжелой в ее жизни, и наконец он улетел в Лондон, а Тана ощутила себя затерянной на берегу моря. Она была снова одна, со своими учебниками, с Гарри. Каждый день, взяв учебники, она ходила в больницу, и выглядела она усталой, бледной, мрачной.

– Да-а, глядеть на тебя – одно удовольствие. Что с тобой, черт возьми? Ты заболела?

Почти так оно и было, из-за Гаррисона, но она понимала, что он прав, пусть это и очень больно. Они поступили правильно по отношению к любимому человеку. А теперь она была с ним безжалостна, заставляя Гарри делать то, что предписывали врачи и медсестры, подталкивая его оскорблениями или лестью, поддерживая и поощряя его, когда это было нужно. Она не знала усталости и была преданной сверх всякого воображения, а когда Гаррисон звонил с другого конца света, разговаривая с ним, она чувствовала, как колотится сердце, но он не отступал от своего решения. Он пожертвовал своей любовью ради сына, и Тане приходилось с этим мириться. Он не оставил ей выбора. Или себе, хотя знал, что никогда не исцелится от своего чувства к ней. Надеялся только, что она сможет. У нее впереди целая жизнь и, хотелось надеяться, подходящий мужчина.

11

Солнце заливало комнату, где Гарри лежал, пытаясь читать. Он смертельно устал от своего дневного расписания: час в бассейне, два часа физиотерапии. Каждый день одно и то же, надоевшее ему до чертиков. Он взглянул на часы, зная, что скоро придет Тана. Вот уже больше четырех месяцев он находился у Леттермана, и она приходила каждый день, приносила с собой пачки бумаг и заметок, горы книг. И почти тотчас же, как он подумал о ней, открылась дверь и она вошла. За последние месяцы Тана похудела: она чересчур усердно училась и все время моталась между Беркли и больницей. Гаррисон Уинслоу предлагал купить машину для нее, но она наотрез отказалась даже обсуждать это.

– Привет, детка, чувствуешь подъем? Или это звучит грубо? – Тана усмехнулась, а он засмеялся.

– Ты отвратительна, Тэн. – Сейчас он был уже не так щепетилен, как раньше. Пять недель назад он переспал с медсестрой-студенткой, немного «творчески», как он сказал терапевту, пришлось проявить некоторую изобретательность, но обоим это понравилось, и Гарри ничуть не волновало, что девушка обручена. Здесь не было и речи о настоящей любви, и он не намеревался испытывать судьбу с Таной. Она для него значила чересчур много, как он сказал отцу, да и своих проблем у нее хватало. – Что ты сегодня делаешь?

Она вздохнула и села, печально улыбаясь.

– Что я всегда делаю? Всю ночь учусь, ворошу, заполняю бумаги, сдаю экзамены. Господи, еще два таких года я не выдержу.

– Еще как выдержишь, – улыбнулся он. Она наполняла светом его жизнь, без ее ежедневных визитов он пропал бы.

– Почему ты так уверен? – Временами она сама в себе сомневалась, но как-то всегда ей удавалось продолжать. Всегда. Она не позволяла себе останавливаться. Она не могла позволить Гарри пасть духом и не могла позволить себе запустить учебу и вылететь из колледжа.

– У тебя столько упорства и решимости, как ни у кого. Ты добьешься своего, Тэн.

Стойкость, вера – вот что они давали друг другу. Когда он бывал подавлен, она орала на него, чуть не доводя до слез, заставляла его стараться делать все, что от него требовали; а когда она думала, что все, больше и одного дня не вынесет в Боалте, он придирчиво экзаменовал ее, будил ее после короткого сна, конспектировал для нее учебники.

Неожиданно он усмехнулся:

– Да и вообще, не такое уж это трудное дело – учиться на юриста. Знаю, прочел кое-что из того, что ты оставила.

Тана улыбнулась. На это она и рассчитывала. Но когда повернулась к нему, лицо ее было равнодушным.

– Да ну? Почему тогда ты не попробуешь?

– С какой стати мне нагружать горб?

– А что тебе еще делать? Сидеть на заднице и клянчить помощи у медсестер? И сколько это будет тянуться? В июне тебя собираются вышвырнуть отсюда.

– Это еще не наверняка. – При этой мысли Гарри занервничал. Он не был уверен, что готов отправиться домой. И куда домой? Отец столько разъезжает, что не сможет все время быть с ним, даже если бы и хотел. Конечно, можно поселиться в гостинице, у «Пьерра» в Нью-Йорке есть квартира, но от всего этого веет таким страшным одиночеством.

– Что-то не очень тебя радует мысль о возвращении домой. – Тана наблюдала за ним. Несколько дней назад она разговаривала об этом с Гаррисоном (он позвонил из Женевы). Он звонил ей каждую неделю, чтобы справиться о Гарри, и она знала, что чувство его к ней по-прежнему горячо, и сама она не охладела, но они приняли решение и пути назад не было. Гаррисон Уинслоу не предаст своего сына. Тана понимала его и была согласна.

– Мне некуда возвращаться, Тэн, у меня нет дома.

Она думала об этом и раньше, но не слишком серьезно, но все-таки кое-какие мысли у нее были. Может быть, пора открыться ему?

– А что, если ты будешь жить со мной?

– В твоей унылой комнатенке? – он засмеялся, но и ужаснулся. – Уже то плохо, что я прикован к креслу. Но жить на свалке – нет уж, увольте. И кроме того, где я буду спать? На полу? – Он состроил отвратительную рожу, и она засмеялась.

– Можно найти место для нас двоих, если цена будет не слишком высокая, чтобы я могла выплачивать свою долю.

– И где же? – Эта мысль еще не совсем захватила его, но что-то привлекательное в ней было.

– Не знаю… Может быть, в Хайт-Эшбери? – Не так давно она проезжала через этот район, где хиппи облюбовали себе местечко. Только-только начинался хипповый бум. Она, конечно, дразнила его. Там невозможно было прожить, если не носить летящих одежд, не оглушать себя все время ЛСД. – Ну а серьезно, мы могли бы найти что-нибудь, если поискать.

– Квартира должна быть на первом этаже. – Он задумчиво посмотрел на инвалидное кресло, припаркованное к спинке кровати.

– Знаю. И у меня есть еще одна идея. – Она решила одним махом сразить его.

– Что еще? – Он откинулся на подушки и смотрел на нее, счастливый. Эти месяцы, такие трудные для обоих, связали их чем-то особенным, и теперь они были близки настолько, что ни он, ни она не могли себе представить, что такое вообще возможно. – Слушай, ты не даешь мне ни секунды покоя. Всегда у тебя наготове какой-то план, какая-то задумка. Ты меня утомляешь, Тэн. – Но это вовсе не было жалобой.

– Ты ведь знаешь, что тебе это полезно.

Он знал, но не доставил ей удовольствия, признавшись.

– Ну, выкладывай свою идею.

– Не хочешь ли подать документы в Боалт? – Она затаила дыхание.

Гарри был потрясен:

– Я? Ты что, сдурела? Какого черта я там буду делать?

– Вероятно, прогуливать и списывать, но если это не получится, ты сможешь отсиживать свою задницу за учебниками, как это каждый вечер делаю я. У тебя будет занятие получше, чем ковырять в носу.

– Каким же очаровательным я выгляжу в твоих глазах, дорогая, – он с кровати отвесил ей галантный поклон, и они рассмеялись. – Почему, скажи мне, ради Бога, должен я мучить себя юриспруденцией? Я совсем не обязан так по-идиотски поступать.

– У тебя прекрасно получится. – Тана серьезно смотрела на него.